Денис Урубко — первый россиянин, поднявшийся на все восьмитысячники планеты, и мировой рекордсмен по количеству восхождений (28!) на высочайшие вершины. В Россию Денис приезжает редко, но мне удалось поговорить с ним на презентации его новой книги в «Спорт-Марафоне».
— Альпинизм сегодня существует не только как серьёзный спорт, требующий опыта и технической подготовки, но и в коммерческом формате. Чем отличается именно тот альпинизм, которым занимаетесь вы и который описываете в своих книгах?
— В спорте всегда есть задача сделать что-то лучше, чем другие, совершить преодоление. И для этого приходится надрываться прямо здесь и сейчас.
А кто-то просто получает удовольствие, ходит в горы в хорошей компании, без надрыва. Такая культура отдыха в горах очень развита в Европе, в Казахстане, в Алматы, где я жил. Горы рядом, садишься на автобус, едешь, гуляешь по дорожкам и поднимаешься на высоту. Есть достаточно безопасные варианты восхождений. Самая высокая гора Африки, Килиманджаро, — хороший развлекательный формат. Понятное дело, что там уже большая высота, и нужно к ней готовиться постепенно.
Важно помнить, что горы – это не стадион, где ты захотел, остановился и ушёл. В горах быстро меняются условия, и развлекательная вылазка может резко перестать быть таковой.
Мне кажется, что люди стали путать понятия «приключение» и «развлечение». Приключение в горах – это когда человек проходит маршрут с большим риском неудачи. Добивается победы через силу, на пределе своих возможностей. А развлечение — это когда он поднимается, к примеру, на высоту 8000 метров с кислородом и большой командой поддержки. Практически гарантированно с результатом. Очень многие люди сегодня совершают такие восхождения — ну и вперёд! Это большой бизнес и для Непала — именно вершины выше 8000 метров. Добро пожаловать в мир развлечений!
— Можно ли сегодня почерпнуть что-то полезное из подхода советской (и не только) школы альпинизма? Чтобы в горах случалось меньше трагедий.
— Я тренировал в Казахстане секцию ЦСКА 12 лет. Вернее, в секции я был гораздо дольше, но 12 лет – в качестве ведущего тренера. За это время у нас, понятное дело, случались срывы, несчастные случаи, переломы. Но смертей не было ни одной. Это была важная школа, и мы правильно готовили людей.
У меня довольно удачное видение альпинизма: я вырос из советской школы, и у меня были замечательные тренеры, а потом я хапнул ещё и западного видения. Получился шикарный микс, и удавалось реализовать всё на эмоциональном подъёме, делать это искусством – наши спортивные восхождения. При этом базовая подготовка и жёсткий контроль со стороны руководящего состава позволяли добиваться безопасности.
Важно ещё вот что. Раньше просто больше людей ходило. В советской системе, грубо говоря, человек уезжал с завода в горы, и ему сохраняли заработную плату. Приезжал на альпинистские сборы и получал значок, дальше по этапам... И таких людей были тысячи. Из тысячи сто становились спортсменами, десять – мастерами спорта, и один становился звездой вроде Валерия Хрищатого и Юрия Попенко. Статистика!
Статья по теме
— С чего начался ваш интерес к горам и восхождениям?
— Когда-то, молодой, я инстинктивно куда-то тянулся, забирался на вершины, маленькие горки, буквально холмики. Отец ругался, говорил: куда ты там лезешь? Там ничего нет наверху. Ты не пошёл в лес, не насобирал грибов, рыбы не наловил, зверя не убил.
Как-то в магазине наткнулся на альманах «Ветер странствий», а там два рассказа – Казбека Валиева о восхождении на Дхаулагири и Райнхольда Месснера об одиночном восхождении на Нанга-Парбат. Эта литература сразу расставила все точки над i. То, к чему я тянулся – оказалось, что есть такое занятие, и это делают уважаемые, хорошие, интересные люди, и это ценится в обществе!
— Здорово! Это и стало первым импульсом к тому, чтобы заняться альпинизмом?
— Ещё раньше творили с друзьями нечто подобное – как туризм, но мы залезали на вершины. Тогда я ещё жил на Северном Кавказе, и в нашем городке, Невинномысске, были химические предприятия по производству удобрений. Может быть, из-за этого у меня развилась сильная аллергия на травы, цветы, пыльцу. В общем, наступал период определённый, когда я не мог дышать – чахлый маленький такой ребёночек был, болел сильно. А когда мы с отцом ходили грибы собирать, рыбу ловить, залезали на какую-нибудь горку, я чувствовал себя лучше.
Помню такой счастливый момент: в один хороший погожий день мы поднялись на маленький холмик рядом с Невинномысском и увидели вдалеке грандиозные белоснежные вершины Кавказского хребта. Вот это меня шокировало и завело. Потом переехали на дикий Сахалин. Не понимал, что хочу заниматься альпинизмом. Шатались с сестрой и приятелями по этим сопочкам – уже не чтобы грибы собирать, а чтобы залезть куда-то.
— А потом хочется дальше, выше, и уже никак это увлечение не оставить…
— Можно, есть рецепты. К примеру, любовь большая и светлая. Вальтер Бонатти – итальянский альпинист, кромсал Альпы вдоль и поперёк, полный отморозок. Сидел как-то в кабаке с друзьями и увидел по телевизору выступление известной актрисы. Её спросили: кому бы вы могли доверить свою жизнь? И она ответила: Вальтеру Бонатти (он тогда как раз был на слуху). И друзья такие: звони! Позвонил, и всё, завязал с альпинизмом полностью.
Или Райнхольд Месснер, который в 47 лет закончил с альпинизмом: выжил, всё хорошо, добился больших результатов, выше него уже никто ничего не сделает. Можно сходить больше маршрутов, можно пробежать быстрее, но он уже был первым! Сейчас спокойно живёт, воспитывает детей.
— Что для вас эталон спортивного восхождения? Новый маршрут на восьмитысячник, пройденный в альпийском стиле?
— На самом деле эталоном спортивного восхождения может быть и восхождение по классическому маршруту. На тот же Эльбрус люди бегут, стараются установить рекорд. Недавно читал, как девушки ездили в Каравшин и прошли там очень сложный маршрут. Это спорт, это интересно и красиво, и, если правильно к процессу подходить, то достаточно безопасно.
А лично для меня… Я просто так углубился в эти восьмитысячники, что эталоном стала именно вершина выше 8000 метров по новому маршруту, очень сложному, и чтобы команда была маленькая, например, двойка, и чтобы в чистом стиле, без «насосов», то есть возвращений. Вот с листа пошёл и сотворил.
— Мы представляем вас как первого россиянина, который поднялся на 14 восьмитысячников, причём без использования кислорода. Тем не менее, у читателей может возникнуть недопонимание…
(Денис Урубко завершил программу в 2009 году и никогда не переставал быть гражданином России, хотя ряд источников утверждает, что восхождения он совершал как гражданин Казахстана, в то время как первым представителем РФ считается Алина Пекова – прим. ред.)
— Это решать вам. Вот в Италии есть Райнхольд Месснер – альпинист, который закрыл всю программу. Он ведь не итальянец, а немец. Но попробуйте сказать итальянцу, что Месснер не из Италии: вас порвут в клочья. Он итальянец. Он нужен там.
Так что если я нужен вам – в качестве первого россиянина или в качестве автора новых маршрутов на восьмитысячники, то пожалуйста, я буду только рад.
— Если бы вы сейчас начинали программу 14×8000 с нуля, как считаете, за какой срок получилось бы её закрыть?
— У меня не было цели закрыть программу «Корона Гималаев». Было стремление к новым сложным маршрутам – Манаслу, Макалу, Броуд по паре восхождений… Не ставил задачей быстрей подмять все восьмитысячники. Думаю, что три года – реальный срок для «бескислородника». Но я не настраивался на него. Выполнилось – и ладно.
С программой «Снежный барс» (восхождения на пять высочайших гор СССР) в 1999 году — другая история. Об этом «Спорт-Марафон» издал мою книгу
«Погоня за снежным барсом». Стояла задача втиснуться в рамки одного летнего сезона, и мы завершили всё за 42 дня. Это стало сильным рекордом, и побили его нескоро. Но стремления к нему не было.
— В альпинизме, скажем, среди участников очных чемпионатов, всё ещё не так много женщин. Как вы думаете, может ли женщина в горах находиться наравне с мужчиной в техническом, психологическом, физическом плане и добиваться результатов – в смешанных или женских командах?
— Это очень сложный вопрос, на который лучше не отвечать на самом деле. Я думаю, что есть какие-то виды деятельности, в которых мы несопоставимы – просто ввиду физиологических особенностей. Женский альпинизм, женский бокс – давайте рассматривать отдельно, мне кажется, это будет правильно. Но альпинизм – это, конечно, очень хороший вид спорта в том плане, что можно ходить вместе с прекрасными девушками, с интересными сильными напарниками, и тогда получатся шикарные результаты.
— В этом контексте очень интересно узнать об опыте восхождений с Марией «Пипи» Карделл.
(Денис Урубко и Мария «Пипи» Карделл в 2025 году совершили первопрохождение по новому маршруту «Незабудка» на Нанга-Парбат – прим. ред.)
— По сути, мы с Марией изменили историю мирового альпинизма. 50 лет назад Райнхольд Месснер с Петером Хабелером совершили восхождение на Гашербрум-1, прошли новую линию в альпийском стиле. И в течение 50 лет ни одна женщина этого не повторила, в смысле, не совершила восхождение такого же класса. Просто не сложилось. В этот раз я поставил себе задачу реализовать этот проект вместе с Марией. Поэтому мы вместе тренировались, вместе всё делали, вместе совершили это восхождение. Понятное дело, степень самоотдачи и ответственности у нас была одинаковая, но то, как мы это реализовали, наверное, было немножко с уклоном в мою сторону, и мне кажется, что это правильно. То есть я больше берёг Марию, чтобы она стала звездой. Сейчас вся Испания стоит на ушах, и это очень хорошо!
Мария Карделл. Фото из архива Дениса Урубко
У меня есть книга о восхождениях с Марией «Подари мне вертикаль». В том числе о том, как женщина может или хочет добиваться чего-то на уровне с мужчинами. Когда мы с Марией познакомились, она гораздо лучше меня лазала по скалам, я был гораздо лучшим альпинистом. Сейчас мы несколько уравнялись: она стала очень хорошим альпинистом, но по скалам она уже из-за этого так хорошо не лезет. А я, наоборот, от неё почерпнул скальную технику.
— Чувствуется, что сказано с некоторым удовольствием…
— Потому что я стал её побеждать иногда! Пролезать трассу, которую она не может. А сначала нет, всё это в одни ворота было: она лазала по скалам гораздо лучше меня.
Важно ещё и грамотно построить взаимодействие на горе. Каждый делает своё дело. Вот, к примеру, как мы строили восхождение на Ушбу: когда нужно было вот этот огромный объём функциональной работы на льду сделать, я пахал впереди, а потом, когда уже упахался вусмерть, я знаю, что Мария на скале хорошо работает, и мы как раз подлезли под скальный бастион. Говорю: Машенька, пожалуйста, вот тебе «конфетка», ты скальный специалист, Мангуста. И она прекрасно пролезла.
— Как поддерживать баланс в жизни – совмещать семью, спорт и творчество, если очень сильно тянет в горы?
— Лучше, чтоб не тянуло! Хорошо, когда человек может не упираться, как я, а сделать альпинизм своим хобби. У меня ситуация как в анекдоте: «Если альпинизм мешает работе – брось работу».
У меня не получилось это совместить. Но есть позитивные примеры, когда люди растят детей, посвящают себя любимой профессии, вместе на пляж и в театр… Антон и Эллада Кравченко достаточно энергично занимаются горовосхождениями на Килиманджаро, Казбек… Иногда позволяя себе долю экстрима вроде зимнего Эльбруса или линии на Презолану, Ушбу.
— Как сегодня выстроен ваш тренировочный процесс? Как расставлены приоритеты: горы, бег, скалолазание?
— Нынче я планирую провести хороший осенний сезон на скалах. Однако есть предложение участвовать в экспедиции на Броуд-Пик. Если ехать туда, то нужно заниматься не скалолазанием, а элементарно бегать по-конски… очень много.
— Как вы выбираете новые маршруты?
— На самом деле всё просто, никакой эзотерики. Для примера: зимой иду под стеной Нанга-Парбат, пытаемся залезть на эту гору. Поворачиваю голову и вижу: интересный кулуар, интересный жёлоб, можно было бы продолжить здесь маршрут. Сначала забыл, а потом даже сфотографировал, и где-то это отложилось у меня.
А потом сижу и думаю: хочу на Нанга-Парбат, но куда? Возвращаюсь к той идее и начинаю её просчитывать. Было три варианта, куда мы сунемся, и из-за того, что сезон в Каракоруме выдался тяжёлый, сложились определённые условия, в итоге выбор пал на тот маршрут, который я видел там 13 лет назад. Вот так и выбрал: случайно заметил, просчитал и полез.
— Изменения климата сильно влияют на восьмитысячники? Прежние маршруты могут меняться?
— Климат – да, сильно. Скажу даже не про восьмитысячники. Когда-то я пролез с друзьями – Борисом Дедешко и Геной Дуровым – новый маршрут на западной стене пика Восьми альпинисток в Тянь-Шане. Местами лезли по льду. Через много лет, десять или двенадцать, мне прислали фотографии этой стены: там почти нет льда, там сейчас скалы, всё растаяло, и теперь это иной маршрут, совершенно другая стена.
На восьмитысячниках в этом сезоне наглядный пример: южные и западные ориентации маршрутов на Броуд-Пик и Гашербрум-2 до сих пор не пройдены, а на северные ориентации восхождения совершены, потому что они прикрыты от солнца, и ледово-снежное состояние ближе к оптимуму, сохранилось как прежде.
— То есть в данных случаях движение по скалам более трудозатратно?
— В целом лёд требует меньше физической отдачи, и это безопаснее, поэтому передвижение происходит быстрее. Маршрут на пик Восьми альпинисток пройден так быстро, за три дня, за счёт того, что помимо сложных скальных были ледовые участки. Сейчас, когда снизу доверху голая скала, лезть нужно 4-5 дней. На льду можно организовать страховку в любом месте, на скале же мы пользуемся только теми точками, которые отмерены природой. Понятное дело, можно больше тренироваться, но за такой долгий срок может измениться и погода. Важно и то, и другое: великолепные ледолазы становятся хорошими скалолазами, и наоборот.
— Какие у вас отношения с риском?
— Человек действует, потому что не может не делать этого. Вызов! Вдохновение! Вопрос о риске не стоит. Ты должен сделать шаг вперёд. Встретил женщину, в которую влюбился – значит, должен добиться её внимания. А что там будет, ответит она или не ответит, возможные проблемы – об опасности не думаешь.
Так и в горах: с подлинной страстью нет страха; я действую в достижении цели, логически оценивая риск.
— Бывало ли такое в горах, что вы принимали решение, например, изменить маршрут или развернуться, без объективных причин, но на основании интуиции?
— Да, конечно, такое было. Интуиция – это неосознанный опыт. Ты чувствуешь нюхом температуру на склоне, куда ветер меняется – на основании чего-то такого непонятного.
Когда мы спускались с Марией с пика Чапаева, я почувствовал, что вот там можно проскочить – под ледопадом. Если смотреть логически, туда вообще никак нельзя соваться. А я почувствовал, что получится. Планировали идти в другом направлении, а надо здесь и сейчас.
С Сергеем Самойловым, когда южную стену Броуд-Пика лезли. Снизу тянется скальная гряда в форме рыбы. Этот участок мы планировали лезть слева. Я подошёл, и… вот не знаю! Глаз сканирует толщину снега, крутизну. Говорю: мы не слева теперь, а справа полезем. Почему? Не знаю, почему так выбрал. Полезли справа, и шикарно получилось.
— Есть ли предмет, который вы всегда берёте с собой в горы, даже если в этом нет особого практического смысла?
— Абсолютно нет. На экстремальные высотные восхождения не беру с собой радиостанцию, телефон… Даже маленький передатчик Garmin inReach не потащил на Нанга-Парбат. Нести все эти 50 граммов и в итоге не залезть на вершину? Поэтому беру самый минимум. Даже бирки срезаю с одежды.
Чистая математика: если 1 килограмм поднять на высоту 1000 метров, то количество работы эквивалентно подъёму 1000 килограммов на 1 метр. Перепад от базового лагеря до вершины Нанга-Парбат – 4000 метров. Вес мелочей имеет значение: это дополнительный расход калорий, значит, избыточный газ, лишние продукты.
— А что насчёт любимой еды?
— Самое любимое из еды – сыр и халва. Но они очень тяжёлые, так что брать их нельзя. Нацеленность на результат высочайшая, и я ограничиваю себя: всё подчинено цели.
— Вы всегда хорошо себя чувствуете на высоте, или бывают проявления горной болезни?
— Я на высоте себя прекрасно чувствую. Почему – даже не знаю, наверное, из-за огромного объёма тренировок. Опыта накопилось так много, что на высоте 8000 метров я ощущаю себя примерно так же, как нормальный человек на 4000 метров.
— Сейчас много говорят о важности развития личного бренда. Как вы себя ощущаете с этой точки зрения?
— Я понимаю, что могу быть брендом, и это хорошо, потому что нужно другим людям. Даже не мне: я лазил бы себе по тёплым скалам… Когда есть возможность монетизировать мои достижения, я это делаю, понимая, что это поможет мне провести какие-то социальные проекты – скалолазание для детей в Скарду в Пакистане, проект Urubko Club в России. В общем, мне важно не просто чувствовать себя брендом, а реализовать это в полезные дела.
Есть прекрасное воспоминание. Знакомая Барбара Цвергер работала в школе преподавателем физкультуры. Как-то она договорилась с учителем английского языка и с учителем географии, чтобы объединить уроки. Я пришёл, и детям три часа рассказывал про Непал, Пакистан и спортивные достижения. Бесплатно. Я всегда открыт к таким проектам и готов помочь, и, если я кому-то нужен, я за это очень благодарен.
— Есть ли у вас любимые горные районы, в которых рекомендуете побывать каждому?
— Первый – это Кодар, а второй – Заилийский Алатау, Туюк-Су. Возле города Алматы всё домашнее, организованное, знакомое, хорошее. Идёшь и общаешься со встречными, с попутчиками. Везде цветочки, девушки в платьях. В общем, классное место!
Кодар – наоборот, дикая дикость, многогранность как пазл: пустыня, горы с ледниками, этакая концентрация всего аутдора, что можно найти на планете. Если человек приедет туда и походит маршруты или просто прогуляется, это оставит след в душе на всю жизнь.
— Считается, что горы очень здорово раскрывают людей, вы согласны с этим?
— Да, люди раскрываются. Был такой человек, Сергей Самойлов, и его сильно недооценивали в Казахстане. Думаю, что именно со мной он реализовался и раскрылся так, как нужно было, – как замечательный спортсмен и замечательный человек.
Есть, наоборот, примеры негативные, когда на первый взгляд блистательные личности в горах оказываются совсем не такими. Конечно, как и в любой ситуации в жизни, важно и из таких примеров извлекать пользу.
— Ждать ли следующие книги?
— Да, потому что я писал много, писал в стол, и многое ещё не издано. К примеру, есть такая гора – пик Победы, на которую я проложил новый маршрут в альпийском стиле вместе с Геннадием Дуровым, и по всем стандартам это не уступает восхождениям на восьмитысячники. Гена, к сожалению, погиб. Это мой студент, мой воспитанник и один из лучших моих напарников в мире.
Можно сказать, что только три человека были со мной примерно на одном уровне по высотной выносливости. Это Алексей Болотов, Геннадий Дуров и Ули Штек. К сожалению, все они погибли. Мне не с кем сейчас делать восхождения такого разряда. Когда спрашивают, как будет развиваться высотный альпинизм дальше, я даже не знаю, что ответить. Потому что я не вижу таких спортсменов, как Штек или Дедешко, которые могут что-то подобное реализовать, искромётное, с лампочкой в глазах.
Штек был моим другом, и мы, может быть, не так часто общались, как хотелось бы, потому что занимались своими делами. Но всегда находили общий язык и чувствовали друг друга. Он где-то там, а я где-то здесь – приятное ощущение вот этого братства горного. К сожалению, как и в любом братстве, иногда происходят потери, и с этим тоже нужно уметь мириться. Зато Борис Дедешко цветёт в Алматы, по-прежнему наслаждается восхождениями с молодёжью в Туюк-Су.
Мне нравится
