В команде «Спорт-Марафона» новый амбассадор. От одного только перечисления его достижений дух захватывает. Первовосхождение на Лхоцзе Среднюю, первопрохождение по северной стене Эвереста и по западной стене К2, два новых маршрута по северной стене пика Победы — это всё командные восхождения. А ещё одиночный траверс Победы, а ещё забеги на Хан-Тенгри за 14 часов из базового лагеря и обратно…
На сегодняшний день в личном досье новосибирского альпиниста, многократного «Снежного барса» Глеба Соколова — 9 восьмитысячников и 61 восхождение на семитысячники. В свои 65 останавливаться он не собирается. Всё лето проводит на Южном Иныльчеке, пополняя копилку рекордов, весной и осенью работает инструктором в альплагере «Актру», а зимой катается на горных лыжах в Шерегеше. «Поймать» его на разговор удалось как раз после возвращения из такой горнолыжной поездки.
— Горные лыжи — это отдых или тренировка перед летним сезоном?
— Это и то, и другое. Зимой это вторая жизнь, горные лыжи зимой — это всё. Я всегда говорю, что у человека есть три оргазма: пищевой, горнолыжный и обыкновенный. Ну и конечно, это тренировка — если стараться, можно так укататься за день…
— А как вы вообще тренируетесь? Вот Дима Павленко говорит, что объём тренировок должен быть прямо пропорционален возрасту, а вы как думаете?
— Всё относительно, тут многое зависит от генетики. Я всегда очень мало тренировался и «догонялся» в горах. Поэтому мне сложно судить про тренировки других. Когда-то я бегал очень длинные дистанции — уезжал на автобусе и бежал до дома несколько часов. Но это всё в прошлом. Сейчас уже долгое время катаюсь на горных лыжах. Три выезда в неделю на горных лыжах — это очень хорошая компенсация обыкновенных нагрузок.
Статья по теме
— А летом — только горы?
— Да, летом только горы. Но не только летом — весна и осень тоже. Последние сборы у меня были в ноябре, и если я сейчас не поеду на Аннапурну, то поеду на майские сборы и дальше буду в горах до ноября.
Глеб Соколов на Алтае
— С чего для вас начался альпинизм?
— С картинок в твоём букваре… Знаете эту песню про Родину? Вот альпинизм для меня начался так же, с книжек. Меня не ограничивали в литературе, когда мы жили в Москве, для меня была доступна полная школьная библиотека. Библиотекарь мог оставить меня там, закрыть, и я целыми днями пропадал за книгами. Прочитал всего Майн Рида, Фенимора Купера, Марка Твена — получается, я воспитан на этих книгах. Наверно, с этого всё и началось. Коготок увяз, всей птичке пропасть.
В первые горы попал в 1972 году, это был альплагерь «Алибек» на Кавказе. Тогда совершенно ничего не понял, но на следующий год повторил, и это было очень жёстко — ночевали в снегу, в мокрых палатках, мокрых спальниках… Вот тогда что-то такое и зацепило. А дальше значок, скалы, романтические увлечения и так далее — всё пошло-поехало. Даже незаметно для меня это превратилось пусть не в цель жизни — работа доминировала, — но в свободное время весь отдых был связан с горами, со скалами. И когда работа исчезла, всё наполнилось горами — получилась такая заместительная терапия.
— Вы были на Хан-Тенгри 38 раз. Почему именно на эту гору хочется подниматься снова и снова?
— Тут всё очень просто. Вот у человека стадион под окнами, и он наматывает на этом стадионе круги. Для чего? Чтобы готовиться к большим соревнованиям. Хан-Тенгри — он сам по себе красив необычайно, каждый раз ты идёшь на него и получаешь новые ощущения и новый заряд, но опять же, это стадион перед большими горами.
У меня было очень много восхождений на Хан, бывало, что и по три за сезон, и только для того, чтобы на Победе двигаться очень быстро и уверенно. Только в этом спасение на этом крутом, самом великолепном и самом страшном семитысячнике. Если на Хане я был 38 раз, то на ней всего шесть. Победа — это великая гора, и к ней надо быть абсолютно готовым.
Хан-Тенгри © Глеб Соколов
— Вы ещё бегали на Хан. Это тоже тренировка?
— Это давно было. С перемычки на перемычку, с 5800 до вершины и обратно, бегал за 4 часа. После этого ходил такой, пальцы веером. Как-то с Урубко зацепились языками, спрашиваю его: «Ты за сколько бегаешь с перемычки?» Он: «За 4 часа». То есть у него такой же результат! Это настоящий бег, когда ты бежишь и тебе на всё плевать. Перила? Да какие перила — не цепляешься за них ни жумаром, ничем. Два года я ездил на Хан вообще без системы, но это давно было. Потом, когда начались случаи спасения, когда приходилось работать по перилам, людей спускать, там без системы невозможно, тогда пришлось её использовать. Тем не менее это показатель, что ты можешь идти на Победу. Я считаю, что если три раза сходить на Хан-Тенгри, то на Победе ты железно не умрёшь. Даже в самых неблагоприятных условиях.
— А почему на Победу хочется ходить много раз?
— Это как любовь. По-другому я не могу объяснить. В то же время это самый бюджетный вариант доказать свою самость. Не всегда получается выезд в Гималаи — это и финансовые проблемы, и где-то личные обстоятельства. У меня мама старенькая, и я не могу броситься в эту пропасть, поехать в Гималаи, как раньше. Раньше родители были здоровы, и меня ничего не сдерживало. А сейчас есть человек, который зависит от меня. Поэтому есть такая вот заместительная терапия. И я скажу, что серьёзные маршруты на Победу стоят Гималайских гор.
Пик Победы © Глеб Соколов
— Вам часто бывает страшно в горах?
— Да, если бы я не боялся, я бы давно уже умер.
— Что делаете, когда страшно?
— Я себя уговариваю. Контролируемый страх — единственное спасение. Только так.
— Как вы понимаете, что страх — это просто страх, а не интуиция или внутренний голос, который предупреждает о чём-то важном?
— Внутренний голос мне всегда говорит: «Не едь в горы, ты что, дурак?» Это всю жизнь, начиная с детства. Я всегда прислушиваюсь к внутреннему голосу, но если идти на поводу у своих инстинктов, то жизнь будет безрадостная. Я так не могу.
— Альпинизм — это вообще опасно?
— Я бы назвал целую кучу занятий значительно опасней альпинизма, он не занимает самую страшную позицию. Вот эти безумные прыжки, когда они летят над пропастью, — это вообще караул! Я восхищаюсь этими людьми, но сам не могу этим заняться, потому что старую собаку новым фокусам не учат. Я бы с удовольствием, если бы был чуть помоложе. Тут нужны другие реакции, я уже не тот. То же самое в горнолыжном спорте — я не могу заниматься скоростным спуском, я любитель. Естественно, мне иногда хочется быстрее, круче, но скоростной спуск уже не для меня, там решения нужно принимать за доли секунды, даже за тысячные доли.
— Когда вы идёте в горы, вы думаете о том, что можете не вернуться?
— Конечно, думаю. Но дети выросли, и у меня остался единственный человек, за которого я несу ответственность, поэтому берегу себя, чтобы маме не было горестно проливать надо мной слёзы.
Северная стена пика Победы © Глеб Соколов
— Чего в вашей биографии было больше — восхождений или невосхождений?
— До какого-то времени было больше восхождений — я даже смеялся над теми, кто всё время возвращался. А с какого-то момента у меня очень много возвращений. Иногда это связано с вещами, которые от меня не зависят. Вот у нас на Нангапарбате
террористы расстреляли людей
, которые были внизу, и нам, в верном шаге от вершины, пришлось возвращаться.
Были разные события, так что и я попал в статистику, как и все остальные. Но утешаю себя тем, что и Месснер возвращался, и другие тоже. Когда понимаешь, что если дальше пойдёшь, то вернуться, в принципе, шансов нет, то разумом своим поворачиваешь. Хотя у нас были восхождения, когда мы плевали на все доводы и логику, и получалось всё очень удачно.
— Например?
— В 1998 году мы сходили на Лхоцзе Шар. На тот момент, по-моему, было всего 16 человек, которые зашли, и 8 человек погибли. И вот до вершины остаётся метров 300–400 по высоте, а нам нужно возвращаться — время уже вышло. И я думаю: да пропади оно всё пропадом! Там была уже относительно простая дорога, я оторвался от группы и топтал до вершины впереди всех в надежде, что они до меня не докричатся и не скомандуют, что надо поворачивать. В полседьмого я стоял на вершине, все остальные стояли в 30 метрах ниже и говорили мне всякие нелицеприятные слова. Тем не менее мы достигли вершины. А если бы действовали по правилам, которые обговорили, мы бы на гору не взошли. В четыре часа утра я вернулся в палатку и понял, что мы остались живы. В тех условиях, когда нет кислорода, в 50-градусный мороз, когда воздух просто прозрачный от холода, это была фантастика.
С того восхождения нас осталось двое — я и Женя Виноградский. Каждый раз, когда встречаемся, мы вспоминаем, как я это говорил: «Присаживайся, присаживайся, сел-встал, сел-встал. А ты что стоишь?» Мы так разогревались, иначе умерли бы от холода. Это было абсолютно на грани. Пока шли, я думал, что прыгнуть вниз сейчас проще, чем дальше идти. Но тем не менее спустились, и благополучно, но только Саша Фойгт подморозился, потому что вовремя не надел пуховку, — это была единственная травма в нашей группе. До сих пор больше нет россиян, которые сходили на эту гору. Очень жёсткая гора…
Лагерь на склонах Лхоцзе Шар, 7300 м
— Вы проверяете в горах пределы своих возможностей? Они, вообще, есть, эти пределы?
— До тех пор, пока ты не умер, их нет. Вот когда ты умер — это предел, который ты не перешагнул. В 2009 году у нас было очень жёсткое восхождение с Виталием Гореликом на Победу, первопроход через Верблюд. Обычно все называют свои маршруты красиво: какая-нибудь мечта, поэзия, вечерняя звезда — тьфу, чёрт знает что. У нас всё было просто: мы выходили через жандарм, который называется Верблюд, так и назвали маршрут — «восхождение через Верблюд». В течение восьми дней каждый день мы должны были умереть. Но остались живы, сходили на гору и даже не обморозились. После возвращения целый месяц я не мог засунуть руки в холодную воду, меня начинало трясти — память холодовая была, настолько там всё было жёстко. Но мы вернулись и остались живы.
— Как проявляют себя люди в серьёзных горах? Было такое, что вы знали человека одним, а в сложной ситуации он проявил себя совсем по-другому?
— Конечно, было. Это как на войне, человек открывается в самых жёстких моментах. Слава богу, моих друзей не коснулась эта волна предательства, но я такое наблюдал. Не буду называть фамилии, но эти люди мне неприятны, я разорвал с ними все отношения. Это испытания, в мирной жизни они, может быть, не проявятся никогда, а здесь такое испытание на прочность, и всякое бывает, что сделаешь. Альпинизм — это придуманная война, военная игра, где мы можем умереть на ровном месте. Ситуации там бывают совершенно военные, и выходить из этих ситуаций приходится иногда малой кровью, иногда большой. И вот тут многое зависит от того, как люди ведут себя в разных ситуациях. От товарища или от людей, проходящих мимо, часто зависит твоя жизнь. И вот здесь всё открывается.
— Команда — это главное в альпинизме?
— Вообще, альпинизм — командный вид спорта, и вот эти западные идеи восхождения соло, в двойке — я их абсолютно не поддерживаю. Если взять наши восхождения на Лхоцзе Среднюю, Эверест или западную стену К2 — они ни в двойке, ни в четвёрке невыполнимы. Здесь только работа команды. На Лхоцзе Среднюю ещё можно подняться четвёркой в альпийском стиле, потому что это относительно простой маршрут, но чтобы это разведать, проложить путь — требовались именно командные усилия. Или западная стена К2 — она абсолютно нереальна ни для двоек, ни для четвёрок — это только коллективное восхождение, осадный стиль, как я говорю, по-другому не зайти. И что бы там западные ни говорили — у них голова работает совершенно по-другому, и жизнь в итоге показывает, что не всё так просто.
— Идеальная команда — она какая?
— Я считаю, что вот эти наши команды — на Лхоцзе, Эверест и К2 — это были идеальные команды. У нас не было таких отборов, какие проходили в Советском Союзе. В тех командах все были соперниками, это дружбы не добавляет. А у нас было как: кому ты доверяешь, тех и приглашаешь. На общем собрании выясняли, сколько у человека восхождений высотных, как он в жизни и так далее. Потом: «Согласен?» — «Согласен!» Были, конечно, проколы, кто-то отваливался, но в целом во всех наших значимых экспедициях был доброжелательный коллектив, все друг к другу относились по-товарищески и не держали камня за пазухой.
Я считаю самое важное в альпинизме — это дружба, товарищество и любовь. Мне дороги мои напарники по связке, по команде, я со всеми поддерживаю доброжелательные отношения до сих пор. Не хочу ничего говорить плохого про предыдущие команды Советского Союза, но у нас до сих пор живёт чувство дружбы и локтя.
Западная стена К2, лагерь на 6850 м © Глеб Соколов
— Что главное для альпиниста-высотника? Что должно быть в характере человека, чтобы он стал хорошим высотником?
— Определяющее, наиважнейшее — это здоровье, иначе ты просто на высоту не попадёшь. А дальше — чтобы ты не был сволочью. У всех есть недостатки: и у меня, и у Павленко, и у всех остальных. Но они не главное, понимаете. Достоинства всегда перекрывают недостатки. Нет человека без недостатков. Конечно, важны физические и технические данные, но ты просто должен быть порядочным человеком, на которого можно положиться в любой ситуации. Наши команды формировались по такому принципу: кто тебе приятен, кому ты веришь, того ты и выбираешь в напарники. Из моей группы, к сожалению, остался только один такой человек, кому я бы доверил жизнь с закрытыми глазами, — Женя Виноградский, остальные погибли…
— А сегодняшние молодые альпинисты — они какие? Вот вы работаете инструктором в альплагере «Актру», видите там новичков и «значков». Они сильно отличаются от тех, кто был лет 15-20 назад?
— Новичков и «значков» я не люблю. Стараюсь работать всегда с разрядниками, потому что на новичков я сразу начинаю орать. А разрядники — это ребята, которые уже преодолели себя. Самый начальный альпинизм — это всегда трудно: ты не понимаешь, что тебя ожидает, считаешь, что тебе хуже всех остальных, и так далее — я просто себя помню и все те ощущения. Начинаешь совершать какие-то глупые поступки… Но если я остался в альпинизме, значит, во мне что-то такое было. А ведь есть куча людей, которые для альпинизма совершенно не годятся. Таких людей я очень боюсь, и, к сожалению, их всё больше и больше появляется. А люди, которые уже что-то прошли, что-то поняли, с ними приятнее работать.
Конечно, это ностальгия по прошлому, но не только. Современная молодёжь, которая хочет ходить в горы, хочет получить всё очень быстро и сразу всё. Они не понимают, что всегда во всём требуется учёба. Они воспитаны телевизором и думают, что любой может подняться на пик Ленина с инструктором за небольшие усилия. Да, конечно, может. Дело в том, что на пик Ленина можно зайти человеку, совершенно не готовому ни к альпинизму, ни к чему. А дальше он погибнет на обыкновенной «единичке».
Раньше, чтобы поехать в горы, ты должен был получить путёвку, рекомендации, то есть был какой-то предварительный отбор. А сейчас этого ничего нет, поэтому в горах очень много случайных людей, среди которых есть абсолютно нормальные, настолько приятные, что даже удивляешься. Но в основной массе всё наоборот — это люди, воспитанные рекламой. Им говорят: любой может зайти на Ленина, это самый простой семитысячник. Я в этом году был на Ленина и схватился за голову — ёлки-палки, штурмуют сотни людей, абсолютно не готовых к восхождению. Надо выйти в 3–4 часа утра, а они выходят в семь. Когда можно по склону пробежать в кроссовках, как делают мастера, или хотя бы пройти по нормальным ступеням, они борются по пояс в снегу, в каше этой, а потом рассказывают, как они героически сходили на пик Ленина. Это же просто смешно.
— Коммерческий альпинизм — это плохо?
— Коммерческий альпинизм — это замечательно. Благодаря ему остаётся спортивный альпинизм. Просто в коммерческом альпинизме есть вот эти безумные перекосы: «Ваш гид вас заведёт на Ленина…» — а ведь он мог даже не быть ещё на Ленина! Он куда-то сходил и считает, что может вести людей на любые горы, это караул. В коммерческом альпинизме человек заводит тебя на гору, но ничему не учит. Это как сесть в автомобиль, не умея управлять, и попытаться поехать. Гид бьёт тебя по руке — не трогай скорость! — в итоге завёл, но не научил. Бывает, когда в коммерческом альпинизме занимаются обучением, — но это уже другое. Обычно же у них быстрая задача: завести на гору, и всё. Вот заводят на Эльбрус людей, которые не умеют ходить даже по снегу, — зашли, и хорошо, но ничему не научились. А потом они пошли на Хан, Ленина, Эверест — и дальше получаем печальный результат. Поэтому, с одной стороны, коммерческий альпинизм — это очень здорово, с другой — это пропасть.
Но, если бы не было коммерческого альпинизма, не было бы и спортивного. Альплагеря ведь существуют только благодаря коммерческому альпинизму, иначе их бы не было.
— Как вы относитесь к женщинам в высоких горах?
— Я ими восхищаюсь. Я их люблю, но боюсь. Если вижу одинокую женщину в горах, она красивая, вроде бы всё нормально, но тут вступает логика взрослого человека: если она красивая и всё у неё нормально, почему она одна, такого не может быть. Значит, она рассорилась со всем миром, значит, у неё в душе какие-то проблемы. И мой жизненный опыт показывает: если женщина появилась в горах, особенно в высоких, одна — жди неприятностей. Было такое много раз. Со мной нет, с моими друзьями — да. К чему это приводило? Ну смертельных аварий не было, но были напряжённые отношения, даже не хочу разговаривать на эту тему, это настолько отвратительно…
— Давайте тогда про снаряжение. Какую роль играет снаряжение в альпинизме? Можно ли сказать, что благодаря современному снаряжению альпинизм стал доступнее для всех?
— Да, конечно. Это же как в космос выходить в брезенте или скафандре — небо и земля. Раньше высотные ботинки весили 2–3 кг, то сейчас 1,5 кг — это фантастика. И это ботинки, в которых железно не замёрзнет нога. У меня La Sportiva G2 SM с этой современной шнуровкой колёсиком — это вообще что-то невероятное. В них я зашёл на Ленина, два раза на Хан, причём была плохая погода и я немножко не угадал с размером, ботинки немного давили — и то я ни разу не отмахивал ноги, они ни разу не замёрзли.
Потом мембраны — это тоже космос. В 2005 году я ходил траверс Победы, приходилось плавать с головой в снегу. И единственное, что чувствовало снег, — лицо, всё остальное было закрыто. Залезаешь в палатку и ты сухой, потому что это мембрана и она дышит. Открытие для меня было космическое.
А кошки? Когда на заре моего альпинизма мы ходили в ВЦСПС-овских кошках, тогда на крутом льду несколько раз летал вниз головой из-за того, что ногу неправильно ставил, а сейчас никаких проблем.
А палатки? Однослойные мембранные палатки весом 1,5–2 кг, в которых совершенно спокойно могут жить два человека, в самом урагане, когда другие палатки просто разлетаются. Какая
«перкалька»
, о чём вы? Я вспоминаю, как мы жили в «перкальке» на Ленина, у нас в палатке был сугроб в полметра, и, прежде чем готовить еду, мы этот сугроб аккуратненько из палатки выталкивали, после этого разжигали примус. А когда примус начинает коптить, дышать нечем, приходится морду на улицу выставлять, потому что задыхаешься. А сейчас и газ, и горелки такие, что готовишь в палатке и никаких проблем, дышать можно.
Современное снаряжение облегчило жизнь, даже не могу сказать во сколько раз. Это просто рывок для альпинистов. Те маршруты, которые мы раньше ходили с тяжелейшими рюкзаками, сейчас проходятся на раз-два. Хотя и наоборот тоже бывает, но это уже от самих альпинистов зависит.
— У вас очень красивые фотографии. Сложно снимать в таких условиях?
— Я не крутой фотограф, честно скажу. Просто я фотографирую в тех местах, где людей обычно мало или они не могут достать фотоаппарат. Я и сам не всегда могу его достать, сколько раз себя укорял за это. Иногда из рюкзака его достать невозможно: руки сводит от холода, сам трясёшься, а тут такое — просто сердце останавливается.
В этом году я поднимался с перемычки Хана наверх, и Победа была такая… Облака сверху, снизу солнце, такая подсветка, облака слоями — невероятно! И я не могу достать фотоаппарат. Понимаю, что если я его достану, то дальше вверх уже не пойду. И тут надо отдавать себе отчёт, что для тебя важнее.
Пик Победы © Глеб Соколов
Или мы спускались с Лхоцзе, спустились уже до 6400, идти по горизонтали осталось метров 500–600, и я вижу: по долине гуляют смерчи, настоящие смерчи, с завиванием, несколько штук. Была бы уникальная фотография! А фотоаппарат в рюкзаке. Сижу и думаю: я его не достану.
Самое главное — если фотоаппарат в рюкзаке, значит, ты не снимаешь. Всё. А фотоаппарат на груди — это такая гадость, так тяжело и противно. У меня раньше был «Никон», 2,5 кг на груди, это 4-й или 5-й размер — понимаете, о чём я? Это просто кошмар. И сейчас я сменил его на «Соньку», но всё равно мешает. А главное, что она замерзает, не знаю, что с этим делать. Просто фотоаппарат делает два кадра и говорит: всё, батарейка разряжена. Поэтому целая куча замечательных кадров просто пропущена, сердце обливается кровью.
Статья по теме
— Какие у вас планы на новый сезон?
— Я бы очень хотел сходить на Аннапурну. Есть маршрут, на который мы смотрим уже много лет. Не знаю, получится или нет, смогу ли я так надолго оставить маму. Летом получается уезжать с регулярными звонками домой, а тут не знаю. Большая проблема передо мной…
Ещё планирую новый маршрут на Хана, новый маршрут на Победу — очень жёсткий, ещё на Алтае очень хороший маршрут на Актру по 5Б, конкретная такая «пятёрка». Мы хотели сходить её этой осенью, но в –30°C с ветром не рискнули. Теперь где-нибудь в июне сходим. Вот такие планы ближайшие. А так планов громадьё. Как только планы исчезли, готовься к старости. Но нет, идей у меня ещё много.
Актру © Глеб Соколов
— Что бы вы посоветовали тем, кто хочет ходить в высокие горы?
— Всё очень просто. Как балерина у станка: тысячу раз ногу забрасывает вверх, а дальше она об этом не думает, всё автоматически получается. То же самое и в альпинизме, ты должен некоторые вещи отработать до автоматизма. И опыт высотных восхождений накапливается, начиная с маршрутов по классике на Ленина, Хан-Тенгри, Коммунизма. После 3–4 восхождений понимаешь, надо тебе это или нет. Высотный альпинизм — вещь такая, что или цепляет, или не цепляет. Если зацепил — коготок увяз, всей птичке пропасть.
Если понимаешь, что это твоё, надо учиться ходить по снегу и льду. Самый страшный рельеф в высоких горах — это снег, а не скалы, скалы относительно просты. Всё начинается с классики, а классика — это самые простые пути. Они всегда идут по снегу и льду, а снег — это всегда лавины. На Манаслу я кувыркался в трёх лавинах, а все мои напарники получили значительно больше. Аннапурна — то же самое, снежные обвалы, лавины. И главное — научиться ходить по снегу, а дальше ты всё поймёшь. Готов ты к этому или нет, насколько ты можешь перебороть страх. Или не можешь его перебороть — так всё и определится.
Из экспедиции на Эверест в 2004 году
Высотные восхождения Глеба Соколова
8-тысячники:
- 1996 Макалу (8481 м)
- 1997 Лхоцзе Главная (8516 м)
- 1998 Лхоцзе Шар (8383 м)
- 2000 Лхоцзе Главная (8516 м)
- 2001 Лхоцзе Средняя (8414 м, первовосхождение)
- 2004 Эверест (8848 м), первопрохождение по северной стене
- 2005 Чо-Ойю (8201 м)
- 2007 К2 (8611 м), первопрохождение по западной стене
- 2009 Манаслу (8156 м)
7-тысячники:
- 1979 пик Ленина (7134 м)
- 1980 пик Коммунизма (7495 м)
- 1987 пик Корженевской (7105 м) 2 раза, Ленина (7134 м)
- 1988 пик Корженевской (7105 м), Коммунизма (7495 м) 2 раза, Ленина (7134 м)
- 1989 пик Ленина (7134 м) 2 раза, Корженевской (7105 м)
- 1990 Хан-Тенгри (7010 м) 2 раза, траверс пик Горького — Хан-Тенгри, забег из БЛ в БЛ за 17 часов
- 1991 пик Корженевской (7105 м) 2 раза, Коммунизма (7495 м) за 19 часов 40 минут из БЛ в БЛ, Ленина (7134 м) за 12 часов с 4200 м и обратно
- 1992 пик Корженевской (7105 м) 2 раза, Хан-Тенгри (7010 м) за 14 часов из БЛ в БЛ, пик Победы (7439 м)
- 1993 Хан-Тенгри (7010 м) 3 раза, пик Победы (7439 м) за 20 часов с 4100 м и обратно
- 1994 Хан-Тенгри (7010 м) 3 раза за 15 часов из БЛ в БЛ
- 1995 пик Победы (7439 м), Хан-Тенгри (7010 м)
- 1998 Хан-Тенгри (7010 м) 3 раза
- 1999 Хан-Тенгри (7010 м) 3 раза
- 2002 Хан-Тенгри (7010 м) 2 раза
- 2003 Хан-Тенгри (7010 м), пик Победы (7439 м), первопрохождение через балкон северной стены (2-е место в чемпионате России)
- 2005 Хан-Тенгри (7010 м), пик Победы (7439 м), одиночный траверс с перевала Чонтерен до перевала Дикий
- 2006 Хан-Тенгри (7010 м) 3 раза
- 2008 Хан-Тенгри (7010 м) 2 раза
- 2009 Хан-Тенгри (7010 м), пик Победы (7439 м), первопрохождение по северной стене через жандарм «Верблюд»
- 2010 Хан-Тенгри (7010 м), маршрут «Змейка»
- 2011 Хан-Тенгри (7010 м)
- 2012 Хан-Тенгри (7010 м)
- 2014 Хан-Тенгри (7010 м) 2 раза
- 2015 Хан-Тенгри (7010 м) 2 раза
- 2016 Хан-Тенгри (7010 м)
- 2017 Хан-Тенгри (7010 м)
- 2018 пик Ленина (7134 м), Хан-Тенгри (7010 м) 2 раза
Мне нравится
